Вообще-то на эту тему писать не хотелось, но в статьях о кино и профессиональных разговорах она возникает раз за разом. Особенно в этом году, когда некоторые картины в конкурсе Берлинского фестиваля («На черном льду» Петри Котвицы, «Элегия» Изабель Койшет, «Леди Джейн» Робера Гедигяна) опустили планку до уровня профессиональной непригодности. Почему в берлинском конкурсе нет русской картины (а в прошлом году вообще не было ни одного игрового фильма)? Почему наши фильмы не привечают в Берлине, где традиционно обращали особое внимание на кино к востоку от запада? Почему, короче, нас не любят?

Вопрос, конечно, насущный, но неправильно поставленный. Русское кино уж конечно не червонец, чтобы всем нравиться. Были и причины бюрократического свойства. По слухам, отборщики Берлинале хотели пригласить в Берлин новый фильм Александра Прошкина «Живи и помни», но картину нельзя было закончить так быстро. Не потому, что это было технически невозможно, а потому, что в таком случае «сгорало» выписанное на этот год государственное финансирование. Абсурд, да и только.

Но главная ошибка обиженных за Россию в другом. Важно понимать, что ожидания киномира разнятся от страны к стране. Фильм, который ждут от Ирана, вызовет снисходительную усмешку, если его снимут в Польше. Японская картина может не попасть ни на один фестиваль, если в титрах будет имя европейского режиссера. И так далее. При этом чего ждут от России, совершенно понятно. «Масштабное социальное полотно с критическим взглядом на сегодняшнюю русскую действительность», -- так сформулировал эти ожидания наш известный продюсер в частной беседе. И он же добавил: «Например, «9 рота» была бы в конкурсе Берлина. Если вставить только одну сцену -- расстрел мирных жителей».

С масштабными социальными полотнами у нас, понятное дело, проблема. Слишком велики финансовые и политические риски. Вот и проходит берлинский конкурс без нашего участия. Но проблема, видимо, еще глубже. Мне даже кажется, что европейское культурное сообщество подсознательно обиделось на Россию. С одной стороны, Россия для Запада -- идеальный художественный объект. Огромная, плотно огороженная, непрозрачная территория, на которой бог весть что происходит. Тут-то художник в современном европейском понимании этого слова и должен пролить свет, рассказать, как оно там все на самом деле, за официальной пропагандистской завесой. Что там с Путиным, с нефтью, с мафией, с коррупцией? Российские же художники настолько упорны в своем отказе от этой функции, что создается впечатление, будто никакого «на самом деле» и нет. Что все действительно обстоит ровно так, как показывают по телевизору. Вот за этот нереализованный потенциал и обижается на нас Европа.

Пытаются, правда, действовать своими силами. Направили даже в Россию немецкого режиссера Йохена Хика -- рассказать про то, как в Москве разгоняют гей-парады. Он снял отличную ленту «Восток/Запад -- секс и политика», показанную в Берлине в документальной «Панораме». Эффектные кадры разгона, «союз русского народа» с иконами, апрельские гей-погромы... Проблема в одном: режиссер начинает рассказывать истории обычных геев и лесбиянок, живущих в Москве (а не активистов), и спрашивает у них: пойдете на гей-парад? Ответы поражают единодушием: «Мне это не интересно», «Не надо привлекать к нам лишний раз внимание» и даже так: «В России неважно, педераст ты или нет, главное -- присосаться к нефтяной трубе». Тут у любого режиссера опустятся руки. И только какой-то иностранец, которому заехали в ухо на Тверской, кричит в отчаянии: «Вы посмотрите на улицы Москвы! Во что она превратилась?! Это не место толерантности, это не место свободы, это не демократия!» В России человека, который мог бы произнести такие слова, просто не нашлось.

После такого фиаско попытки раскрутить россиян на гражданскую позицию у организаторов Берлинале возникает естественное раздражение. «Хотите, блин, присосаться к нефтяной трубе? Ну и сосите, а мы тут фестиваль и без вас проведем». В этих условиях даже, казалось бы, беспроигрышный фильм западного режиссера об Анне Политковской на Берлинале приглашен не был.

И еще одна новость той же направленности. Эдинбургский кинофестиваль перенес сроки на 19--28 июня. Знаете, что это означает? Это означает, что Московскому международному кинофестивалю, проходившему в эти сроки уже много лет, может просто не достаться фестивальных копий (их обычно одна-две штуки) новейших фильмов из Канна, Венеции, Берлина. Сначала фильмы уйдут в Эдинбург, а оттуда прямиком в Карловы Вары. С чехами, кстати, шотландцы посоветовались, не помешает ли им перенос, хотя в данном случае даты даже не перекрываются. А у нас и советоваться было не с кем, даже если бы хотели. Который год фестиваль начинает реальную работу только за три четыре месяца до открытия.

Что же досталось Берлину от России? Симпатичная «Русалка» на открытии «Панорамы», приглашенная на волне успеха на фестивале «Сандэнс». И совсем новый фильм -- «Нирвана» Игоря Волошина (в главных ролях трудно узнаваемые Ольга Сутулова, Артур Смолянинов, Мария Шалаева, Михаил Евланов). В Hollywood Reporter картину уже окрестили «диковиной в стиле киберпанковского китча».

Китч не китч, а на комикс очень похоже. Даже сам режиссер в английском пресс-релизе говорит, что «каждый персонаж придумывался и создавался как Микки-Маус». Разодетые в фантастически красивые костюмы питерские панки снуют по полуразрушенным интерьерам XVIII века, умирают от любви и наркотиков, мечтают уехать в деревню, «где коровки и эти, как их, козочки». Что ни прическа, то произведение искусства, что ни реплика -- остро отточенный нож, что ни поступок -- перемена участи. Все ярко, решительно и гораздо больше, чем жизнь.

Обращает в фильме Волошина внимание одна мелочь, вроде совсем незначительная, техническая деталь. Принципиально невозможно точно определить время действия картины. Вроде бы и наши дни, с другой стороны 18-летние девчонки вспоминают про воду с сиропом за три копейки. Вроде бы пару раз у одной из героинь появляется что-то похожее на мобильный телефон, но в кадре ни разу не попадается ни одной современной машины. Вроде бы все завязано на современную клубную музыку, а в финале звучит Atmosphere великого Йена Кертиса, погибшего в 80-м.

Интересно получается. Одному из самых талантливых и многообещающих молодых режиссеров, прославившемуся еще своими короткометражками, надо было стереть из фильма знаки повседневности. Чтобы рассказать что-то о времени и о себе, надо было это время сделать абстрактным, а героев обрядить в невероятные костюмы и вложить в их уста реплики, которые в жизни и в реалистичном кино звучали бы смехотворно. Надо было уйти как можно дальше от общества в глубину индивидуальных миров, ибо, похоже, только так сегодня у нас получается достичь верности тона. Уж какое тут «масштабное социальное полотно»...