Прекрасный прислушивается к уроду/ А за обоими засыпают клопы/ А за обоими засыпают звезды/ А за обоими... -- писал в начале 1940-х Иржи Коларж, чешский поэт-авангардист. Постепенно его стихотворения теряли словесную оболочку. Шнурки с подвязанными на них лезвиями бритвы и ключами заменяли ее. Впрочем, эта «узелковая поэзия» также ненадолго увлекла других активных членов пражской «Группы 42» (в некотором смысле аналога содружества российских футуристов «Гилея»). Однажды друг Коларжа принес ему американский журнал Life. Поэту так понравились картинки, что он попросил достать еще несколько номеров, а из вырезанных изображений составил композицию. Так начался важнейший период в творчестве одного из самых интересных чешских художников -- период коллажа.

Первая выставка коллажей Коларжа в Праге состоялась в 1937 году. Первая выставка в Москве проходит в рамках Дней Праги в галерее «Зураб».

«Сопряжение далековатых понятий» (определение, данное Ломоносовым метафоре, основной поэтической фигуре речи) было основной задачей как для Коларжа-художника, так и для Коларжа-поэта. «...Разодрать или измять какие-то тексты или репродукции не означало для меня разрушения. Мне скорее казалось, что это метод исследования, казалось, что я таким образом задаю вопросы предмету -- или что предмет их мне задает. Мне было интересно: что кроется по ту сторону листа, исписанной страницы, картинки, что заключено внутри всего?..»

Внимание художников и поэтов «Группы 42» было сосредоточено на городе -- Праге. Еще в ранних стихотворениях (художник и поэт родился в 1914 году) Коларж (его происхождение важно для понимания его первых текстов -- он был сыном пекаря и швеи) подчеркивает простые оппозиции: действительное и воображаемое, работа и безделье, богатство и бедность, живое и мертвое. (На этих же со-противопоставлениях строятся и его ранние «конфронтажи», в которых социальное еще затмевает эстетическое: пражские бездомные соседствуют с грудами костей, а придворные -- с измученными крестьянами.)

Коллажи Коларжа, как и коллажи русских конструктивистов или немецких дадаистов, поначалу стоятся из материала преимущественно современного и актуального: денег, газетных вырезок, плакатов, фотографий, открыток. Отражение в коллаже разорванности, разобщенности элементов индустриализованного мира (яркий пример -- коллажи Швиттерса) не раз отмечалось исследователями авангарда. Но Коларж идет в этом направлении дальше: в коллажах и комкажах конца 50-х не только мир десегментирован, но и взгляд человека, живущего в нем, «разрывает» и «комкает» все, на чем останавливается. Привыкший к постоянно изменяющемуся визуальному ряду зритель уже не может смотреть ни на какое явление иначе, чем как на очередную афишу, которую скоро сорвут, сомнут и выбросят.

Деформировано и десегментировано прошлое, настоящее и даже будущее. Одинаковым операциям подвергаются сакральное и профанное. Но Коларжу удается делать все это изящно, с чувством юмора, скорее с печальной улыбкой, чем с желчной усмешкой. Скомканы гравюры с изображением соборов. Перекрашена на манер Уорхола и разрезана на аккуратные полоски бумаги «Тайная вечеря» Да Винчи. Перекроена реклама стирального порошка Dash. Контуры птиц из учебника по биологии заполнены репродукциями Поллока. «Пророческий характер» носит «Глобус» -- беспорядочно обклеенная обрывками купюр разных стран и почтовыми марками модель земного шара -- четкая метафора глобализации.

«Комкающий» взгляд автор бросает и в зеркало: один из «Автопортретов» -- смятая фотография Коларжа, другой -- профиль художника, составленный из клочков его стихов. Вкус Коларжа к радикальным манипуляциям с различными (вербальными, визуальными) текстами объясняет и общественную активность мастера: в 1977 году вместе с драматургом и будущим президентом Чехии Вацлавом Гавелом (Vaclav Havel) и другими диссидентами Иржи Коларж подписал знаменитую Хартию-77 -- манифест в защиту свободы слова.

Если приглядеться, не все в работах чешского коллажиста трагично. Разрезая «Чету Арнольфини» Ван Эйка на квадратики (кстати сказать, очень напоминающие пиксели), а потом составляя их в другом порядке, разрывая на бесконечно мелкие кусочки тексты на иврите и оформляя их в форме круга, Коларж конца 60-х начала 70-х будто стремится «очистить» образ, выявить истинное его значение, прочитать некое тайное послание, оставленное создателем. Не разрушая произведение, а «обновляя» его, «перекодируя». Художник «сопрягает» близкие сегменты, «отдаляя» их друг от друга, создавая между ними сетку «зазоров», сквозь которые и можно разглядеть «ту сторону картинки».