Пока дети всех возрастов давятся в очередях на третьи серии «Шрека» и «Пиратов Карибского моря», люди зрелые имеют ограниченную (только в кинотеатре «35 ММ») возможность посмотреть очень малобюджетный фильм британского начинающего режиссера, в котором нет ни одного спецэффекта, ни одной драки, ни одной киноманской цитаты.

Фильм называется «Сцены сексуального характера», режиссер Эд Блум снял его всего за 900 тыс. долл., большая часть которых ушла на гонорар Юину Макгрегору, главной звезде этого скромного произведения, название которого единственная рекламная роскошь, позволенная создателями. На самом деле кино смело можно показывать бабушкам и дедушкам -- ничего более откровенного, чем вполне симпатичное бедро абсолютно невозмутимой нимфы с романом Камю в руках, вам не покажут. Просто в лондонском парке в жаркий летний день отдыхают парочки: подуставшие друг от друга муж с женой; поссорившиеся любовники; разводящиеся супруги; застенчивый холостяк и старая дева, встретившиеся в последней надежде обрести семейное счастье; идеальные влюбленные пятидесяти лет, лелеющие свое чувство; два семейственных гея, обсуждающие возможность усыновления ребенка -- в общем, всякой твари по паре. Прием известный и даже банальный, но это совершенно не имеет значения: все решает качество, знаменитое британское качество, достижимое только несколькими столетиями стрижки лужаек.

Из чего делается такое кино и почему оно невозможно в России? Вот вопрос, который встает после того, как фильм увиден, 90 минут проведено с ощущением глубокого погружения в абсолютно человеческое измерение, и удовольствие получено. Пробую перенести эти незатейливые, в общем, диалоги и вполне предсказуемые повороты сюжета на родную почву -- увы, не получается. Хотя, казалось бы, в Москве тоже есть Ботанический сад, который можно было бы населить представителями различных социальных слоев... Но нет. Современная российская культура не имеет в своем арсенале навыка такого подробного, детального и при этом острохарактерного наблюдения. У нас есть краски акварельные, размытые, есть масляные, сочные, но этого карандашного моментального росчерка, необходимого для точного психологического шаржа, не наработано.

Два давних сожителя, он и он, рассуждают о предстоящей женитьбе, и тот, кто в этой парочке подставляет щеку, вдруг сообщает, что хочет иметь ребенка. Второй удивлен и озадачен: «А хорошо ли будет ребенку с нами? И потом, кто будет с ним сидеть? Одному из нас нужно уйти с работы?» «Ну да, -- отвечает ему его ленивый красавец, -- придется тебе...» -- «Но я не хочу ребенка!» -- «Но мы не проживем на твою зарплату ресторанного критика...»

Двое немолодых уже людей -- он лысеющий и отечный, она слегка подсушенная и угловатая -- расстилают плед на лужайке. Он открывает чемоданчик для пикника, достает вино, бокалы, сыр. Она неловка, он смущен, но что-то вроде намечается, какое-то сочувствие, понимание. Но достаточно ее случайного взгляда на прохожего, и он оскорбленно прячется в привычную раковину, сворачивает угощение -- пикник закончен столь же неудачно, как заканчивались все предыдущие многочисленные попытки...

В британском прокате фильм имел очень большой успех -- жанр фельетона, не в сатирическом, а в старом смысле, как точного и легкого наблюдения над типическим имеет в этой стране глубокие традиции. В русской литературе это умение было свойственно не многим. Более всего Чехову, которого, кстати, очень любят в Англии и очень много ставят в английском театре. В этих постановках в отличие от отечественных хорошо видно, насколько близок Чехов-драматург Чехову-рассказчику.

Сегодня это качество отсутствует и в литературе, и в публицистике, и уж совсем нет его в кинематографе, где требования динамики и визуальной пышности совершенно забили такие достоинства, как точность характеристик и изящество диалога.

Но есть и еще одно обстоятельство, делающее невозможность такого рода картины на русской почве. Взбаламученное общество пока не разделяется нами на характеры, мы под типичностью подразумеваем в лучшем случае социальные типы, а не человеческие; мы потеряли способность дифференцирования, а проявления особенностей темперамента, бытовые привычки и чудачества не считаем достойными описания. В результате у нас все персонажи оказываются примерно на одно лицо, они малоразличимы и сливаются в однородную массу. В британской традиции (и это как раз демонстрирует новый фильм очередного «их» дебютанта) внимание к человеку доведено до такой степени, что каждая личность удостаивается отличительного знака -- художественного обобщения.