Портрет над сценой Большого зала Консерватории, излучающий старинное аристократическое обаяние, вскрывает код концертного проекта, нареченного на чинный немецкий лад «Метнер-фестиваль» -- торжество неспешной старомодности в эпоху, когда привычно быть мобильным, эффектным и победительным. Будем считать, что это вызов концертной жизни с ее ставкой на мировые бренды, привычкам и вкусам публики, реагирующей на звездность и исключительность. Ничего запредельного в данном случае вы не найдете: «Метнер-фестиваль» -- вежливый демарш по отношению к концертному регламенту, в нем все не так, как мы привыкли. Фестиваль посвящен композитору, оставшемуся на обочине главных траекторий культуры XX века. Умерший в его середине (1951) Николай Карлович Метнер духовно принадлежит XIX веку, а именно -- позднему, наивному, иногда многословному романтизму, который уже в начале второго десятилетия прошлого века безжалостно отбросили в сторону Сергей Прокофьев со своим «футбольным» Первым фортепианным концертом и сверкающей дикими созвучиями «Скифской сюитой» и Игорь Стравинский со своей варварской «Весной священной». Великие современники композитора без сожаления подорвали авторитет XIX века, Метнер же за него стоял всю жизнь. Его музыка -- чудом сохранившийся старый мир с его культом строгости, порядка и деликатности. Посвятить сегодня фестиваль такому композитору, да еще провести его одновременно в трех городах (Москва--Екатеринбург--Владимир) -- это можно назвать идеалистическим безумием: кому сегодня нужны автор без громкого имени и музыка, в которой нет ни вызова, ни смелости? Тем более что композитор не оставил потомкам богатого выбора, сосредоточившись в основном на инструменте под названием «фортепиано»: три концерта и пьесы-миниатюры, в которых презирающий моду автор нашел свой тихий уголок -- жанр сказки. С другой стороны, смысл этого особого фестиваля не так уж далек от реальности: вот повод остановиться, притормозить бег времени, прислушаться к негромким голосам прошлого и найти красоту там, где искать ее уже отвыкли. Еще одна причина -- привлекательность музыки для исполнителей: Метнер -- территория для тех, кто ценит в музыке интеллект. Главное здесь -- не интерпретация, а сам текст: чем более внятно и чисто он воспроизведен, тем весомее результат.

В этом смысле вечер, открывший фестиваль, трудно назвать безупречным. В нем друг за другом выступили три пианиста со всеми концертами композитора. Сочиненные в разное время (1918, 1927, 1943), эти произведения обнаружили типологическое единство: склонность к риторике -- разливам-переливам фактуры, громким и пафосным объятиям фортепиано и оркестра, воспринимаемых не партнерами, ведущими напряженный диалог, а супругами, слившимися за долгую жизнь в одно целое. В Первом концерте солист Юрий Мартынов и оркестр «Новая Россия» под управлением Александра Сладковского выстроили массив, который мог принадлежать некоему анонимному автору XIX века, -- музыку без внятной драматургии, создающих упругость контрастов и призраков симуляции: вроде что-то куда-то движется, но, по сути, стоит на месте. Когда все это повторилось и в Третьем концерте, где солировал Хэмиш Милн (Великобритания), возникло подозрение, что драматургия вечера заимствована из фильмов Бунюэля, любившего повторы одних ситуаций: вроде сочинение и солист другие, смысл прежний. Как будто композитор через много лет снова написал тот же концерт, только обозначил его номером «три». Показалось, что Метнер -- формалист и фестиваль его музыки -- своего рода испытание-вопрос: стоит ли вообще включать этого автора в круг современных ощущений? Сомнение укрепила и Сюита-вокализ -- странное сочинение, где голос, уподобившись еще одной оркестровой краске, выводил мелодические линии, подобные растительному орнаменту эпохи модерн. Но какая необходимость заставила нас сегодня слушать эту созерцательно-бесформенную абстракцию, тонко исполненную сопрано Яной Иваниловой, осталось вопросом.

На открытии «Метнер-фестиваля» было одно безусловно ценное явление -- Второй фортепианный концерт в исполнении Бориса Березовского. Написанная в год, когда Метнер последний раз посетил Россию, эта музыка обнаружила черты не просто хорошего, но выдающегося произведения искусства, когда безусловность очевидна: не написать такое было невозможно. Однако ценность выступления Березовского состояла еще и в демонстрации известной особенности, которой обладает редко звучащая и все-таки не гениальная музыка: здесь очень многое зависит от исполнителя. Если бы остальные концерты играли бы пианисты такого же класса, живое современное впечатление о Николае Метнере было бы в корне другим. Было бы ясно, что это музыкант с железной волей, ясным конструктивным мышлением и, несмотря на сугубо интровертный облик, энергетически связанный с ритмами XX века.