Через неделю в Большом театре -- премьера, «Вечер американской хореографии». Три одноактных балета должны дать возможность взглянуть на то, что происходило в балете США в 30-х годах прошлого века, в середине 80-х и что происходит сейчас. Набор выглядит весьма ярким.

Начнут с «Серенады» Баланчина -- первый балет, сделанный бывшим танцовщиком Мариинского театра и бывшим хореографом дягилевской антрепризы в Америке. 1935 год, «Серенада для струнного оркестра» Чайковского, семнадцать девушек в невесомых юбках -- это уже не просто история театра, это легенда. Легенда о том, как создавался баланчинский стиль и как вообще начиналась классическая хореография в Америке, до того лишь принимавшей знаменитых гастролеров. «Серенада» уже почти десять лет есть в репертуаре Мариинки, года три как ее танцуют в Перми, но это не тот случай, когда Большому надо стесняться, что он не первый в стране заполучил эту хореографию. Все равно все выяснится на премьере -- станцуют, и будет ясно, кто первый, кто последний. А если учесть, что главную партию в «Серенаде» репетирует Светлана Захарова, когда-то составившая славу Мариинской «Серенады», шансы на внятное воспроизведение хореографического текста довольно велики.

«В комнате наверху» Твайлы Тарп, впервые поставленный в Штатах двадцать лет назад, достался в основном молодежи -- уж больно непривычен текст американской танцреволюционерки, не все готовы рисковать. Тарп, соединяющую джаз, степ и совершенно бытовые движения, заставляющую своих артистов танцевать в теннисных туфлях, в свое время привел во вполне классический American Ballet Theatre Михаил Барышников, и с его легкой руки в репертуаре этого театра появилось почти два десятка ее работ. «В комнате наверху» на музыку Филиппа Гласса -- самая знаменитая из них. Навеянный воспоминаниями о спиричуэлс, этот бессюжетный балет тем не менее подбрасывает вполне четкие евангельские ассоциации. Перевод «В комнате наверху» не совсем точен, по-русски лучше бы «В горнице» -- там, где происходила Тайная вечеря. Тринадцать артистов не рассказывают историю, но пытаются соответствовать ее настроению.

Последний балет, Misericors, сделанный Кристофером Уилдоном специально для Большого театра, тоже несет на себе молитвенный отсвет. На презентации балета, что была в Большом в минувшее воскресенье, Уилдон говорил о том, в музыке Третьей симфонии Арво Пярта он чувствует «тяжелое средневековое настроение, которое при этом очень по-современному оформлено». Он говорил, что свет будет струиться «как в окна собора»; а взглянув в латинский словарь, мы обнаружим, что название переводится как «Милосердный» -- это обращение к Богу. Уилдона, одного из самых интересных постбаланчинских хореографов (влияние мэтра явственно ощущается в его хореографии, но чувствуется и более драматическое восприятие жизни), Большому театру удалось уговорить не сразу -- переговоры шли два сезона. И судя по тому, что Большой выдал хореографу лучших артистов (Светлана Лунькина, Мария Александрова, Дмитрий Гуданов; должен был быть Николай Цискаридзе, но он, увы, заболел пневмонией), надежды на мировую премьеру возлагаются нешуточные.