Две недавно вышедшие книги, в заголовках которых с разной степенью претензии на взрывную силу соседствуют слова «Россия» и «империя», хотя и сделаны в контрастных стилистических регистрах, читаются как части одного целого, сложенного из бесшабашного отечественного ура-патриотического оптимизма. Объемный том Доминика Ливена, профессора Лондонской школы экономики, -- это ретроспективный взгляд в прошлое Российской и советской империй, завершающийся подведением безрадостных итогов. Бизнесмен Михаил Юрьев начинает там, где заканчивает Ливен, и его взгляд в будущее нашей страны полон самого несдержанного оптимизма.

"Нигерийский" вариант

Доминик Ливен. «Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней» («Европа», 2007).

Русский вариант названия книги вводит в заблуждение,настраивая читателя на конспирологический лад. В оригинале речь идет не о врагах, а о соперниках или конкурентах -- rivals. Собственно говоря, России посвящено не более 50% текста. Остальное -- это описание сравнительного контекста, в рамках которого рассматривается история подъема и краха двух существовавших на нашей территории империй: самодержавной и коммунистической.

Контекст этот получился широким настолько, насколько позволила автору его, без сомнения, широкая эрудиция: от китайской империи Хань до имперских интенций современного Евросоюза. Но крупным планом поданы три империи: Британская, Османская и Австро-Венгерская. Сходства и различия возникавших там проблем и способов их решения (или игнорирования) от российских аналогов -- это главный сюжет книги. В заданной перспективе Россия предстает гибридом, сочетающим черты европейских морских и автократических материковых империй. При этом, по словам Ливена, «большая часть политической истории России вертится вокруг усилий совместить западные либеральные принципы с самодержавными традициями управления».

Лондонский профессор и потомок балтийских немцев на российской службе ставит перед собой амбициозную цель -- «навести мосты между историей и политологией», чтобы в финале с высоты завоеванных позиций утверждать, что понятие империи на протяжении всей истории его употребления было слишком размыто и перенасыщено эмоциональными оценками. А потому не имеет отношения к серьезному анализу современной политической ситуации.

Этот не слишком содержательно богатый вывод поддерживается разносторонним анализом факторов стабильности и причин коллапса самых известных многонациональных образований, в разное время господствовавших на больших территориях (того, что мы, в общем, и склонны называть империями). Основной дилеммой, перед которой стоит любое имперское государство, оказывается «сочетание эффективной внешней силовой политики и необходимости цивилизованного руководства многонациональным сообществом». Но никаких имманентных законов подъема и спада имперского могущества Ливен не обнаруживает. Империю он характеризует не столько как материально-экономическое образование, сколько как идею, погруженную в конкурентную среду, и в итоге обязательно сдающую свои позиции. В частности, основной (но, разумеется, не единственной!) причиной распада СССР он считает утрату легитимности коммунистической идеологией в условиях заданного Михаилом Горбачевым курса на гласность.

Пожалуй, самая увлекательная, в силу своей актуальности, часть книги -- это анализ постсоветской ситуации и примерка вариантов дальнейшего развития событий. Аналогии, которые Доминик Ливен изобретательно отыскивает, часто выглядят неочевидными и расширяющими горизонт. Скажем, положение русской диаспоры в независимой Прибалтике он сравнивает с положением китайского меньшинства в Малайзии, турок и мусульман на территориях, оставленных Османской империей, судетских немцев в Чехословакии после распада империи Габсбургов, англичан в Ирландии, индийцев на Фиджи и так далее.

Что дальше ждет Российскую Федерацию -- метрополию, освободившуюся от имперского гнета, который она сама же для других олицетворяла? Худший сценарий развития событий Ливен называет «нигерийским»: «огромный потенциал разбазаривается из-за слабости государства, вопиющей коррупции и полного исчезновения у населения чувства патриотизма или гражданской ответственности». Как бы то ни было, в ситуации, когда определяющим фактором государственной мощи стал уровень технологического развития, в обозримом будущем нам вряд ли светит восстановление статуса сверхдержавы.

Берлин - столица России

Михаил Юрьев. «Третья империя. Россия, которая должна быть» («Лимбус Пресс», 2007).

«Идея империи потерпела окончательное и бесповоротное банкротство», -- заключает Доминик Ливен. Но добавляет: «Будущее, без сомнения, преподнесет еще массу сюрпризов». Именно такими сюрпризами обещает порадовать российских граждан Михаил Юрьев, человек с весомым политическим прошлым, бывший в 1992--1995 годах советником правительства РФ по промышленности, а в 1996--1999 годах -- заместителем председателя Госдумы.

Главный сюрприз ждет нас уже на форзаце книги: политическая карта мира 2053 года включает в себя всего лишь пять государств. Одно из них -- Российская империя, простирающаяся от Исландии и Гренландии до Курил. Берлин -- одна из пяти российских столиц, Израиль -- один из российских островов (sic! ядерное оружие тоже в дело годится). Такой status quo достигается введением чуть ли не голливудского сюжета с мощными харизматиками, секретными суперсовременными боевыми машинами и геополитическими раскладами, разруливаемыми по мановению императорского мизинца, но, конечно, отнюдь не бескровно. От прибалтов в утопии г-на Юрьева, например, не то что костей, даже воспоминаний не осталось.

Но лихой экшн про возвышение России -- только полдела. Основной объем книги посвящен попунктовому описанию будущего государственного устройства автаркической и закрытой железным занавесом (даже Интернет у нас свой!) Третьей империи: от демографии (с ней пошло на лад, когда запретили секс; в смысле -- прикрыли такую тему для публики) через правоохранительную систему и экономику к образованию и спорту. При этом имитируется заинтересованный взгляд иностранца (еще одна рифма к книге Ливена): рассказ ведется от лица гражданина Американской Федерации, охватывающей обе Америки и часть Антарктиды, со столицей на Ямайке.

Идеологическую ориентацию автора легко вычислить уже по кличкам, которыми он наградил российских лидеров последнего столетия: Владимир Иуда -- Иосиф Великий -- Никита Чудной -- далее лакуна -- Михаил Меченый -- Борис Проклятый -- Владимир Восстановитель. Даты правления последнего, на всякий случай: 2000--2012. То есть третьего срока для нынешнего президента России в утопии Михаила Юрьева не избежать.

Следующий правитель -- Гавриил Великий; он уже где-то рядом, но пока шифруется. Именно при нем провозглашается построение Царства Божия на земле, происходит разделение власти на земское самоуправление и имперское самодержавие, устанавливается деление народа на три сословия -- духовное, служилое (опричнину) и податное. Все возможные проблемы, мешающие всеобщему порядку и благоденствию, вроде предполагаемой коррупции госаппарата или судебных несправедливостей, устраняются при помощи волшебной палочки -- обеспечивающих полную искренность абсолютно оруэлловских «технодопросов», которым госслужащие подвергаются регулярно, а все остальные по обстоятельствам.

На бумаге все более или менее складно (со скидкой на то, что перед нами все же не футурологический трактат, а классическая утопия), и всем здесь (даже атеистам, диссидентам и сексуальным первертам!) находится место. Но как представишь себе государство, провозглашающее непреложность небесной иерархии, видящее в иностранцах представителей иного биологического вида и легитимирующее свою силу за счет замшелых славянофильских лозунгов, очень уж тоскливо становится. Топорно-юнгианская апелляция к «бессознательным архетипам русского народа», помноженная на некритические восторги по поводу «высот духа», к которым приобщаются подданные Третьей империи: все это выглядит очередной репликой кавээнизированной и рассчитанной на внешнюю эффектность, но по существу неглубокой евразийской мистики.

Замышленное Михаилом Юрьевым казалось бы кошмаром, но кошмар, повторяемый по накатанной в качестве собственного ремейка, уже не пугает. Православно-империалистическая утопия кажется в XXI веке гротескно-нелепой, беззубой, интеллектуально незрелой. Оставляя в итоге вместо ощущения прикосновения к холодно-стальному сиянию вечных идей послевкусие манной каши.