На маленьком фесте «Личное дело» были собраны камерные работы, гарантированно потерявшиеся бы на большой театральной сцене ежегодного зимнего фестиваля «Цех». А тут скромный (рядов десять) дощатый амфитеатрик для публики, артисты работают прямо у нее под носом. Если танцовщице надо уйти со сцены во время спектакля, она идет через тот же самый проход, по которому входили в зал зрители, в нем теснятся опоздавшие, и она продвигается, задевая их плечами. Тем, кому происходящее на сцене совсем уж не нравится, невозможно даже незаметно уйти, жест получается радикальный: встать, поднять всех сидящих на ступеньках и, чуть не столкнувшись с артистами, покинуть зал. Зрителя заставляют определиться -- «наш» или «не наш». И зритель определяется.

В основном публика все-таки своя -- много танцовщиков и сочувствующих (параллельно проходит летняя школа «Цеха», народ, судя по костюмам, приходил прямо с занятий). Но иногда демонстративные выходы из зала все-таки случались.

Прежде всего на спектакле «Без перемен, или Свобода -- это психокинетическое искусство» американки Диди Дорвилье. На белом полу были сложными узорами разбросаны черные провода, сломанно-наклонено несколько микрофонных стоек. Деловито, как начинающая уборку домохозяйка, в полной тишине передвигающаяся по замусоренному пространству танцовщица мимоходом пинает голубое пластиковое ведро, роняет микрофонную стойку и запутывается в проводах. Распутываясь, она спускает штаны до щиколоток, скатывает платье к груди и укладывается на пол. Далее шло десятиминутное ерзание голой дамы на полу -- имитировался секс с невидимым партнером, со вполне физиологическими подробностями. Вот тогда народ и начал уходить -- девушки решительно вытаскивали за руки своих спутников. «Комической» части -- когда дама семенила по сцене с почти связанными брюками ногами -- многие не дождались.

Утекала публика и с представления американской пары Хезер Кравас и Антонии Ливингстоун («Справедливый Стивен»): жесткая, угловатая блондинка и текучая вялая брюнетка вышли в накладных бородах, покричали друг на друга «Fuck!», бороды сняли, засунули себе в штаны, создав характерные выпуклости, и начали обход сцены, этак аккуратно, шаг вперед -- разворот -- шаг вперед -- разворот, с крохотным смещением в сторону. Маленькой площадки как раз хватило на тридцать пять минут -- монотонно, размеренно, спокойно. Кто-то из зрителей заснул, кто-то пошел домой.

Но были в «Личном деле» и совсем иные, совершенно замечательные страницы. Голландский дуэт Керен Леви и Уго Дехаес («Как пара») сочинил спектакль на тему, что может женщина сделать с мужчиной, если они действительно пара. Она может уложить его на пол, выгнуть ему ноги как ей -- не ему -- удобно и торжествующе сесть ему на бок в шпагате -- одна пятка на ухе, другая около его пяток. Может повиснуть у него на шее, вытянуть ноги с двух сторон от его тела и так замереть -- немаленькой такой елочной игрушкой. Пара может столкнуться с разбега, упасть, перекатиться, но с потрясающим ощущением внутренней связи, их, упавших, будто невидимая сила снова соберет и прижмет друг к другу плечами. Все это без всякого пафоса и с очевидной усмешкой («я не подкаблучник, я просто ее люблю»).

И еще один дуэт -- российский, костромской. Евгений Кулагин и Иван Естегнеев -- «Волосы». Танцовщик-брюнет в луче прожектора вертит в руках фен, время от времени его включая; танцовщик, выбритый наголо, замер, ссутулившись в полутьме. Далее пятнадцатиминутная вариация на тему страданий по отсутствующей шевелюре; вполне клоунская (с засовыванием воблы в банку с водой и всматриванием в стекло -- то ли изготовление снадобья, то ли ожидание эффекта живой воды: может, рыбка поплывет?). Волосы волосами, дело важное, но в мгновенных контактах, быстро промелькивающих поддержках прочерчивается простой знак: это не о лысине и шевелюре, это о взаимопонимании, выстраивании отношений вообще. И не случайно, когда в финале один танцовщик напяливает на себя роскошный парик и начинает демонстративно сушить его феном, второй обреченно садится обкрамсывать собственные волосы -- в каждой паре должно быть равновесие.

«Мы представляем неизвестный мир, мир будущего, а не мир, вырастающий из прошлого», -- говорит в специально розданном перед спектаклем меморандуме Диди Дорвилье. «Личное дело», безусловно, нацеленное на будущее, показало одну простую вещь: в будущем все так же будут цениться чувство меры, взаимопонимание и юмор. Неплохой итог для фестиваля.