Инфляция -- худшая социальная болезнь. Почему? Да потому, что те 10,9 процента инфляции, по официальной статистике, прошлого года для малоимущих наших сограждан выросли до гораздо более высоких показателей. По нашим расчетам, для них прошлогодняя инфляция составила как минимум 15 процентов. Прежде всего потому, что бедняки приобретают те продукты, на которые в первую очередь и повышаются цены. Кроме того, при их невысоких уровнях доходов, пенсий и пособий затраты на продовольствие в общей структуре затрат занимают больший удельный вес, чем у людей, получающих даже средние доходы, не говоря уже о высокооплачиваемых. А про многократно возросшие ставки коммунальных услуг я просто промолчу.

Есть и еще один социальный фактор -- инфляция сжирает сбережения. Так вот, у представителей формирующегося в России среднего класса эти деньги про запас в основном лежат в банках и по итогам прошлого года больших доходов не принесли, но хотя бы сохранились. А у бедных, у которых совсем уж небольшие денежные «заначки» традиционно хранятся под матрасами, инфляция отхватила по полной мере.

В итоге инфляция еще больше увеличила ту пропасть, которая существует в России между бедными и богатыми. А ведь сокращение этой разницы, уменьшение числа людей, живущих за чертой бедности, объявлено одной из приоритетов социальной политики правительства. Поэтому вполне можно утверждать, что борьба с инфляцией -- это не столько экономическая задача, сколько политическая. Думаю, что и ставить надо ее более амбициозно -- снижать в разы, до 2 процентов в год, как, скажем, в более преуспевающих странах.

Задача эта вполне решаема, если ставить ее в политическом плане. Какова главная причина инфляции? Полагаю, что не переизбыток денег, о котором в последнее время все только и говорят. Хотя и это оказывает свое влияние. Но прежде всего корни инфляции -- в монополизированности нашей экономики. Ни у РАО «ЕЭС», ни у «Газпрома», ни даже у жилищных контор нет конкурентов. Когда служба по тарифам ограничивает рост цен естественных монополий, она не борется с монополизмом, она только ослабляет немного его последствия. Причем, ограничивая этот рост, она только ухудшает положение монополистов, у которых уменьшается прибыль, следовательно, они будут сокращать инвестиции в развитие, переоборудование и прочее. А вот будь у них конкуренты, они по-другому бы планировали и развивали свою деятельность, сокращали бы издержки производства, внедряли новые технологии, экономили бы. Иными словами, работали бы более эффективно, а главное -- в конкурентной борьбе за клиента поаккуратнее вели бы себя с ценами.

Причем монополизм у нас везде, даже на так называемом микроуровне. Не так давно мы проводили исследование на московских продовольственных рынках и обнаружили ужасные вещи. Повсюду монополисты-перекупщики, причем с криминальным налетом, и соответственно цены завышены (в три раза). Разве это экономика, разве эту проблему можно разрешить экономическими мерами?

Вывод прост: прежде всего упрека заслуживает ФАС, наше антимонопольное ведомство, не выполняющее свои функции. Может быть, есть смысл повысить его статус, чтобы ему легче было разговаривать с монополистами всех уровней. Может быть, даже переподчинить непосредственно президенту, отнести к силовым ведомствам, как это, кстати, принято во многих зарубежных странах. Конечно, даже с таким статусом ФАС вряд ли сможет расчленить «Газпром», как этого требует ЕС. Это уж совсем политическая проблема, которую нам так или иначе придется решать в ближайшем будущем. Но уж с остальными-то естественными и неестественными монополистами пора уже разобраться! Причем я глубоко убежден, надо не устраивать авралы, а заниматься борьбой постоянно, ежедневно, не позволяя возникнуть монополистам, тем более каким-либо ценовым сговорам.

И еще одно. В последнее время стали говорить о средствах стабилизационного фонда как об инструменте антиинфляционной борьбы. И здесь моя позиция, может быть весьма странная для человека, занимающегося решением социальных проблем, такая: не надо растаскивать стабилизационный фонд. Как известно, у него три задачи: быть фондом будущих поколений, хранить деньги на черный день, погашать внешние долги. Правительству надо найти пропорции, в которых распределялись бы эти средства. Причем не на один-два года, как сейчас, а на более длительную перспективу. Тогда, мне кажется, споры о предназначении стабфонда, тем более предложения о его растаскивании на сиюминутные нужды, поутихли бы.