Моцарт -- синоним музыки. Не только «серьезной», а музыки вообще. Сочиненное Моцартом увлекает всякого слушающего -- он понял магическую силу музыки столь полно, что мог впрыснуть ее буквально в каждую ноту. Так узнается гений.

Мифов о Моцарте за два века сложилось много, и высвободить из них человека непросто. Но сегодня представить себе Моцарта легче, чем полвека назад. Образ неприлично «вольного» человека встает прежде всего из великого множества его писем (на русский переведено около трети).

В письмах встречаются пошлости, музыкантские хохмы, вздорные каламбуры, простенькая игра рифмами... Вот отрывок из письма уже 33-летнего -- то есть совсем взрослого -- композитора: «Если бы ты знала, что я вытворяю с твоим милым портретом, ты, конечно, смеялась бы. Например, когда я извлекаю его из заточения, то говорю: «Здравствуй, Штанцерль! Здравствуй, здравствуй, Озорнишка-Хлопогромка-Востроноска-Багателька-Глотни-Сожми!» А когда прячу его обратно, то кладу так, чтобы он сам проскользнул не спеша на место, и приговариваю: «Кус-кус-кус!» Можно в изобилии привести еще более хлесткие и рискованные цитаты.

Эти «отвязные» интонации открывают в Моцарте человека, чуждого предрассудкам и всегда равного себе. В зрелом Вольфганге много осталось от ребенка. По словам сестры, он всю жизнь был «маленьким, худым, бледным и совершенно лишенным какой-либо броскости в физиономии и теле». Современник добавляет: «Взор казался тревожным и рассеянным, если только он не следил за клавиром; тогда весь его облик менялся!.. В те моменты, когда он играл, в нем вообще как будто просыпался совсем другой человек: с него спадало все случайное, будничное, давящее, серьезными, собранными и спокойными становились тогда его глаза».

Моцарт-творец предстает чудесным явлением, в котором нет иной цели, кроме максимальной реализации всех своих сил. Концентрируясь в минуты творчества, они требуют в повседневности вольного развития натуры. Соединение детского, глуповатого и серьезного, «взрослого» -- вот ключ к личности Моцарта.

С юности для Моцарта был важен мистический опыт. Уже в ранних духовных опусах он обращает особое внимание на часть мессы, посвященную воплощению божества в человеческом теле Иисуса (Et incarnates est). Он стремится непосредственно созерцать божественное, рвется к запредельному, размышляет о смерти и бессмертии. Больному отцу он пишет: «Так как смерть -- истинная конечная цель нашей жизни, я за пару лет столь близко познакомился с этим подлинным, наилучшим другом человека, что ее образ для меня не только не имеет теперь ничего ужасающего, но, наоборот, в нем много успокаивающего и утешительного!»

Трепет музыки Моцарта -- отражение внутренних потрясений. Его влечет демоническое; например, в «Дон Жуане», где севильский соблазнитель выступает в дьявольском обличье либертина. Текст либертина «по жизни», изобретательного и авантюрного Лоренцо да Понте, позволил Моцарту создать главное произведение о главном антигерое нового времени.

«Волшебная флейта» -- еще один моцартовский миф. Это самое многослойное из его сценических сочинений: то ли простенькая сказочка, то ли эзотерическая притча. Уже в творческой истории оперы есть загадки. Считалось, что либретто написал Эмануэль Шиканедер, «в котором тесно уживались аферист и гениальная натура». Мог ли этот сын балагана создать столь сложный текст, в котором силы добра и зла внезапно меняются местами, а действие зависает в медитации? Еще при жизни Шиканедера поговаривали, что он «рядился в чужие перья». Моцарта, сомневавшегося в том, должен ли он «халтурить» в театре для простого люда, привлекла масонская символика «Флейты», которую, видимо, ввел в текст Иоганн Гизеке. Либретто бранили за неряшливость, но сам Гете, ценивший этот опус Моцарта выше прочих, восторгался его конструкцией, где полно «таких неправдоподобных происшествий и веселых шуток, которые не каждый способен себе представить и оценить, но, так или иначе, нельзя не признать за автором редкостного искусства оперировать контрастами и создавать из ряда вон выходящие театральные эффекты». По слухам, «Волшебная флейта» вызвала гнев и месть масонов, свято оберегавших ритуалы ордена.

Умирал он мучительно и одиноко. В последние недели жизни Моцарта жены не было рядом с ним. Уже в Праге, на премьере «Милосердия Тита», он чувствовал себя тяжелобольным. Во время завершения «Волшебной флейты» начались обмороки. В одном из писем читаем: «Моя голова раскалывается, разговариваю с трудом... По всему чувствую, что бьет мой час. Я готов умереть. Я закончил прежде, чем воспользовался своим талантом». Приезд жены не развеял уныния. Когда он слег в постель, раздражало даже пение любимой канарейки.

Накануне смерти, в два часа дня, он попросил недописанную партитуру «Реквиема» и вместе с друзьями-музыкантами пропел начало. На первых тактах Lacrymosa Моцарт разрыдался. Следующей ночью его не стало. Из-за обычной беспечности Констанцы и холодного прагматизма барона ван Свитена Моцарта погребли по третьему разряду. Когда гроб опускали в общую могилу для бедных, близких не было рядом: место захоронения неизвестно.

Хотя миф об отравлении Моцарта завистником Сальери давно развенчан, кончина композитора окутана тайной. Ее пытался раскрыть автор одной из лучших книг о Моцарте Вольфганг Хильдесхаймер. Врачи установили причину смерти -- уремическая кома, следствие нефросклероза. Но что к ней привело? Моцарт в разгар болезни крикнул жене: «Я знаю, я должен умереть, кто-то дал мне aqua toffana», мышьякосодержащий яд. Пытались найти отравителя, но тщетно. Вспомнили, что в XVIII веке соединениями мышьяка лечили сифилис. Моцарт не был беспорочным -- мы много знаем о его вольной жизни последних лет (например, об участии в оргиях у Шиканедера). Однако и эта гипотеза не доказана -- Хильдесхаймер полагает, что причиной смерти все же было некое острое заболевание на фоне глубокого психического истощения.

Личность Моцарта многослойна и поливалентна. Мы развенчиваем мифы, приближаясь к его реальному облику, подчас открывая неприятные грани. А потом слушаем музыку -- и гений Моцарта с такой силой влечет за собой, что мы забываем свои разыскания и задаемся совсем иными вопросами.