«Нет! Нет! Нет! Нет! /Мы не знаем ничего, /Не слыхали, не видали /И не знаем ничего!». Радостный крик детей, сбежавшихся послушать хармсовского Вруна -- того, который утверждал, что собаки-пустолайки научилися летать, а на небе вместо солнца скоро будет колесо, -- отличный эпиграф к афише фестиваля «Новый европейский театр». Привозные спектакли в этом году (девять из десяти) -- сплошная загадка. Люди, которые их поставили, впервые появляются на фестивале; чего от них ждать, мало кто знает, кроме учредителей (они же скауты) NET Марины Давыдовой и Романа Должанского. Допустим, из постановок Андрея Могучего (СПб) и Живиле Монтвилайте (Литва) мы кое-что видали, могли кое-что слышать о триумфах Эрика Лакаскада в Авиньоне и Михаэля Тальхаймера на «Берлинских театральных встречах». Тем не менее NET вновь бьет рекорды непредсказуемости: этому мы и радуемся? Устроители, похоже, очень довольны.

В 1998 году фестиваль начинался без размаха, в том числе географического. Дальше Восточной Европы не заглядывал, приезд болгарского Национального театра имени Ивана Вазова («На дне» в постановке Александра Морфова) почитался событием. Организаторы говорят, что лишь «в 2004 году NET наконец-то вышел на проектные мощности», собрав в Москве реальных лидеров молодого западного театра; думаю, что «проектные мощности» честнее было бы заменить на «сбывшиеся мечты». «Вот я и миллионер!» -- воскликнул Остап с веселым удивлением».

Романтик предположит, что к 2005 году Давыдова и Должанский затосковали по игре наугад и приливам адреналина; прагматик скажет, что состав участников обновлен расчетливо и своевременно; правы будут оба. Театральные идеи с перспективой внутреннего разрастания вообще рождаются редко; сегодня, когда жажда сенсации подавила трудолюбивую тягу к совершенству, таких идей меньше, чем когда-либо. Путь к успеху стал быстрым, а дыхание -- коротким, и никто не меняет своей манеры с такой неохотой, как новатор, добившийся признания. Пока прежние герои NET не придумали что-то новое, приглашать их на фестиваль можно лишь в силу сердечной привязанности. Новые люди нужны, а если их нет, то пора менять вывеску.

Есть, есть люди, говорит нам афиша. И дыхание у них поставлено правильно.

Фестиваль открывается спектаклем Андрея Могучего (Формальный театр) по роману Саши Соколова «Между собакой и волком». Автор гордо называет себя апологетом медленного письма («Медлители -- это гурманы, эпикурейцы искусства»); шесть лет отделяют «Собаку и волка» от знаменитой «Школы для дураков». Ровно с такой же скоростью Могучий ставит соколовскую прозу: «Школу» он выпустил в 1998 году в Потсдаме, премьера «Собаки и волка» состоялась прошлой осенью в Ницце. Второй спектакль, говорят, не слабее первого: если это так, то умный и отзывчивый зритель сполна испытает высокую радость умиления и сострадания.

Закроется фестиваль «Эмилией Галотти», трагедией Лессинга, которую на сегодняшнем сленге полагалось бы назвать культовой. Михаэль Тальхаймер поставил ее на сцене берлинского Дойчес-театра, главного национального театра Германии, и втиснул пятиактную пьесу в один час и 15 минут, «убрав все отвлекающее и избыточное». Принцип постановки соответствует духу немецкого Просвещения (вспомним, как Фридрих Шредер, младший современник Лессинга, обращался с трагедиями Шекспира); судя по восхищенным отзывам, глаз у режиссера остр и рука тверда: отсекает только лишнее. Лишнее «с позиций сегодняшнего восприятия», как говорит Тальхаймер.

Это настораживает, поскольку сегодняшнее восприятие одноглазо по определению. Но это и интригует: талантливый режиссер при всем желании не способен целиком уместиться в «сегодняшнем дне», а о мощном даре Тальхаймера говорят все, кто видел его спектакли. Стало быть, какие-то вещи он либо не договаривает, либо сам о себе не знает: интересно понять, какие.

В общем, первый и последний спектакли фестиваля пропускать нельзя. Желательно не пропустить ничего. Моноспектакль Дарии Липпи, играющей в свободном переложении «Пентесилею» Клейста, нужно смотреть уже потому, что его поставил Эрик Лакаскад. Финского «Странника» (группа «Хоука брос.») -- потому, что в его основе лежит анонимная русская книга «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» (существует предположение, что ее написал иеросхимонах Амвросий, один из старцев Оптиной пустыни). Мультимедийную «Плоскость» Патрисии Портелы -- потому, что мы вообще ничего не знаем о современном португальском театре; Back in USSR, спектакль маленькой частной группы Art&Choc, -- дабы убедиться в существовании вполне нового, вполне европейского театра на территории Казахстана; «Закрытую репетицию Евгения Гришковца» -- по многим причинам. Во-первых, потому, что это Гришковец, во-вторых, потому, что он работает в дуэте с Александром Цекало; в-третьих, потому, что это репетиция, а не спектакль и пускают на нее по веленью Муз, а не по билетам (черт знает, сколько они будут стоить на декабрьской премьере)... На фестивале нет ни одного зрелища, которым можно манкировать без уважительной причины, -- но здесь снова врывается жизнерадостный детский хор им. Хармса и голосит: «Ну! Ну! Ну! Ну! /Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!»

Это я-то? А вы проверьте.