Заместитель генерального прокурора России Владимир Колесников, каждое публичное выступление которого становится не только праздником живой русской речи, но и простодушной презентацией ближайших творческих планов верховной власти, поставил принципиальный для страны вопрос: являются ли показательные процессы (вроде дела Ходорковского и дела Касьянова) процессами политическими? Причем для будущего России менее всего важно то, что считает по этому поводу сама Генпрокуратура.

Презентуя публике в минувшую пятницу подробности уголовного дела против Михаила Касьянова, г-н Колесников пытался доказать, что там нет никакой политической подоплеки. "Не надо воровать, и не будет никакой политики", -- сказал вице-генпрокурор. Если воспринимать эту фразу буквально, получается, что надо воровать -- и будет политика. То есть что политика в России и есть воровство. И то правда, но не будем цепляться к словам и попробуем разобраться в сути проблемы.

Почему, собственно, есть основания считать дела Ходорковского и Касьянова политическими? Оснований три. Во-первых, эти дела заведены на людей, критиковавших действующую российскую власть (Касьянов) или финансировавших оппозицию (Ходорковский). Во-вторых, им инкриминируют то, что можно инкриминировать несметному количеству бизнесменов и чиновников, на которых подобных дел не заводят. Наконец, в-третьих, нет ни одного похожего дела, заведенного на лояльных власти олигархов или на чиновников из ближнего круга президента.

У судебного преследования Ходорковского и попыток организовать таковое в отношении Касьянова есть не только политическая предыстория, но и конкретная политическая цель. По российским законам человек не может баллотироваться в президенты или депутаты парламента, если на него заведено уголовное дело или он отбывает наказание. Таким образом, Ходорковского и Касьянова, стоило каждому из них обозначить свои возможные политические амбиции, тут же исключили из борьбы за реальные государственные посты. Причем исключили вполне легальным путем.

В том, что политика не только воровство, но и уголовное преследование за воровство, убеждаешься на каждом шагу. Например, схема сделки по продаже компании "Роснефть", главного добывающего актива ЮКОСа -- "Юганскнефтегаза", Генпрокуратуру и яростного борца с воровством в высших эшелонах власти г-на Колесникова почему-то не заинтересовала. Хотя если бы наши доблестные правоохранительные органы проявили к этой сделке, которую советник президента Андрей Илларионов назвал главной аферой века, здоровый профессиональный интерес, обвинений в политическом характере самых громких уголовных дел бы поубавилось.

Опять же есть еще один принципиальный вопрос -- сопоставление ущербов. Уголовное преследование и разгром ЮКОСа нанесли российской экономике финансовый (про моральный и говорить нечего) ущерб, несопоставимый с тем ущербом, который следователи инкриминировали самим фигурантам этого уголовного дела. Там речь шла максимум о 5 млрд долл., тогда как на одном падении капитализации ЮКОСа российская экономика потеряла порядка 30 миллиардов.

Заместителю генпрокурора такое знать не обязательно, не его это работа, но факт остается фактом: политическим дело Ходорковского считает как российский, так и зарубежный бизнес. И поэтому начнет голосовать рублем, долларом и евро. То есть все сколько-нибудь вменяемые крупные российские бизнесмены будут использовать (и уже используют) любую возможность для максимального увода капиталов за рубеж. А все сколько-нибудь вменяемые западные бизнесмены предпочтут не связываться с властью.

Если дело Касьянова решат доводить до обвинительного приговора с тем же рвением и с тем же юридическим качеством, как дело Ходорковского, скоро единственными инвесторами в российскую экономику окажутся налоговая инспекция и Генпрокуратура, когда им удастся отобрать еще не увезенные капиталы у какого-нибудь оставшегося олигарха. А лучшей характеристикой инвестиционного климата станет знаменитый афоризм советских времен: "Все было ворованное, и даже воздух какой-то спертый".