Увидев на пригласительном из новой респектабельной галереи RuArts надпись «Неоакадемизм. Часть I», многие, в их числе и ваш обозреватель, опрометчиво подумали, что перед зрителем представят архив известного тренда российского искусства 80--90-х, петербургского неоакадемизма. Идеологом и лидером направления был скончавшийся несколько лет назад «старец Тересий» отечественного артсообщества Тимур Новиков.

Однако вышло по-другому. RuArts -- не музей, а галерея. И проблемы коммерческого развития для нее не менее актуальны, чем творческие. Поэтому предъявили нам не главу из истории отечественного искусства последних десятилетий, а совсем новые в большинстве случаев работы, сделанные ближним и дальним кругами художников неоакадемического толка.

Тимур Новиков держал «неоакадемическую» композицию новейшего искусства авторитетом своего таланта, своей личностью. Он подыгрывал петербургскому тексту, петербургскому мифу, симулировал ренессанс академического grand-art. При этом благословлял всех тех, кто, по собственным его словам, «приватизировал красоту по остаточной стоимости». Аутентичный неоакадемизм эпатировал своим нарочитым дурновкусием. Вышивки на фоне искусственного меха с наивным воспроизведением скульптур сладчайшего Антонио Кановы, стилизованные под «живые картины» Серебряного века постановочные фотографии «аль-антик», компьютерные коллажи с геркулесами там всякими голыми и гермесами, вполне годными для видеокомикса в ТВ-рекламе, -- образцы стиля. Вот этот «синдром капустника» был надежной степенью защиты неоакадемизма, спасал его от пошлости и гарантировал адекватное восприятие самых завиральных и агрессивно-догматических текстов Тимура Новикова о красоте, традиции и высокой классике. В принципиальных для истории движения текстах Маргариты Тупицыной и Екатерины Андреевой тренд назван «индивидуальным проектом». Скажем жестче: то, что первоначально неоакадемизм был частным творчеством нескольких асоциальных «свободных художников», спасало его от приватизации и идеологией, и рынком. Тимур Новиков баланс выдерживал. Потому, кстати, его неоакадемизм был вполне адекватен интереснейшим трендам альтернативной культуры мира, в частности кемпу, тому ироничному, падкому до всякой «роскоши и престижа» творчеству, родителями которого были поп-арт и постмодерн. Самое емкое определение кемпа дал кинообозреватель «Времени новостей» Станислав Ф. Ростоцкий: не красота, а красотища!

Новая выставка слегка разочаровывает потому, что зритель становится свидетелем тщетной попытки наследников Новикова вернуть «красотище» статус «красоты». Еще в 1997 году среди неоакадемиков сформировалось движение «Новых серьезных», противопоставивших себя цинизму и сарказму. Неоакадемизм без иронии, по правде говоря, интересен прежде всего как мастерская по развитию новых технологий. Многие художники в желании получить эффект полустертой, траченной временем репродукции классического памятника микшируют сложную технику фотопечати с компьютерными методами обработки. В большинстве своем красивая получается картинка, элегичная, пассеистичная (особенно изящна процарапанная на оргстекле серия -- по белой стене двигаются тонкие тени античных и библейских героев, кажется, подуй на них, и исчезнут, -- автор серии под названием «Неуловимые» Ирена Куксенайте). Однако остроты переживания, терпкого послевкусия нет как нет. Встав на путь сложносочиненного репродуцирования мировых шедевров и утратив озорной драйв кемпа, «Новые серьезные» легче всего найдут сегодня язык с директорами салонов, специализирующихся на оформлении офисных пространств.