|
|
N°94, 31 мая 2005 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
К востоку от Канна
Разговоры о кризисе и ностальгические воспоминания о золотом веке кино, оставшемся в безвозвратном прошлом, всегда казались мне не слишком плодотворными. Но на 58-м Каннском кинофестивале я сам неожиданно оказался в лагере пассеистов. Обвинять организаторов в недостаточно радикальной и оригинальной программе этого года -- бессмысленно. Да, в конкурсе не было дебютов, новых имен, сенсаций и шедевров, но какой фестивальный отборщик в здравом уме и твердой памяти отказался бы от новых фильмов Джармуша, Дарденнов, Ханеке и Ван Сэнта? В Канне действительно были лучшие -- тем сильнее было чувство разочарования.
В один из последних дней фестиваля я сделал себе подарок -- посмотрел на большом экране «К востоку от рая» (1955) Элии Казана с Джеймсом Дином в главной роли. Вообще-то Казана я к числу любимых режиссеров не отношу, да и стейнбековский роман, положенный в основу фильма, за пятьдесят с лишним лет, мягко говоря, утратил художественную актуальность. Джеймс Дин, конечно, хорош, но в первой своей главной роли явственно неуклюж, и то, что роль все-таки ему удается, происходит не благодаря, а вопреки его несколько наивным актерским усилиям. И все же качество сопереживания было совсем другим. В отличие от большинства картин нынешнего каннского конкурса, фильм был живым, пульсирующим, агрессивным и беспощадным. Было очевидно, что его снимали люди, не боявшиеся задавать себе школьный вопрос: «А зачем я вообще это делаю?» Более того, было очевидно, что они нашли ответ на этот вопрос. А полнота присутствия, физического и эмоционального, самоотверженность исполнителя какой-нибудь проходной эпизодической роли достигали такого уровня, что после этого слышать слова о том, что Билл Мюррей -- талантливый актер, просто смешно.
Мюррей сыграл главную роль у Джармуша -- в ироническом роуд-муви «Сломанные цветы», бесспорном фаворите каннской публики. Ажиотаж вокруг картины царил невиданный. Впервые на моей памяти на ранний пресс-показ в 8.30 не смогли попасть все желающие: трехтысячный зал был полон. Сам я, чтобы посмотреть картину, полтора часа простоял в очереди на повторный сеанс. Режиссура Джармуша, построенная на минималистских нюансах, виртуозна. Его суховатая, бесстрастная ирония вот уже двадцать с лишним лет приводит в восторг киноманов всего мира. А вставной актерский этюд Мюррея, поедающего вареную морковь, шел под радостный хохот искушенной публики. «Сломанные цветы» -- фильм, в котором множество удач: талантливых сцен, хороших актерских работ, остроумных реплик. И при этом абсолютно, совершенно, вопиюще бессмысленный. В нем нет ни жизни, ни героев, ни эмоций. Как ни горько, Джармуш разменял свое уникальное режиссерское видение на дешевое биллмюррейское комикование. «Сломанные цветы» отделяет от «К востоку от рая» не пятьдесят лет, а бездонная пропасть. Про этот фильм совершенно невозможно сказать, для чего он был снят. Поучаствовать в конкурсе Каннского кинофестиваля? Получить Гран-при? Заработать немного денег? Более веских причин, увы, не просматривается.
В каннской программе этого года обращает на себя внимание вроде бы незначительная, но характерная черта. Известно, что авторское, фестивальное кино часто грешит затянутостью: два, три часа -- нормальный формат для фестивального фильма. На этот же раз все, как один, дисциплинированно сделали картины с гуманным хронометражем 1 час 30 минут -- симпатичные, легкоусвояемые, непритязательные безделушки, не требующие от зрителей никаких усилий. И лишь один фильм явно выбивался из этого ряда аккуратных поделок -- «Смерть господина Лазареску» Кристи Пуйу (приз программы «Особый взгляд»). Два часа и тридцать семь минут этой удивительной картины смотрелись на одном дыхании. У этого фильма есть цель. Он сделан не зря. Румынский режиссер, снимавший его, думал не о призах и прокатных перспективах, а о жизни и смерти.
Сюжет: 63-летний пенсионер, хронический алкоголик, коротающий дни с кошкой Мирандолиной, жалуется на боли в животе и в голове. Соседи вызывают «скорую помощь». Шесть часов сердобольная медсестра возит его по ночному Бухаресту, от одной больницы к другой. Больницы переполнены, на компьютерную томографию многочасовая очередь, в приемные покои поступают жертвы крупной автокатастрофы. В таких условиях, понятное дело, неопрятный пожилой человек с плохим характером и запахом перегара не вызывает у врачей особого желания помочь. А больничная аппаратура выглядит такой чистой, такой стерильной, что кажется почти кощунственным лечить с ее помощью грязное, несвежее тело. За шесть часов бесцельных блужданий господин Лазареску утратит способность общаться с внешним миром. В приемном покое четвертой, последней больницы ему побреют голову и отправят на операцию. Больше мы его не увидим. Конец фильма.
Корреспондент Variety поторопился и назвал картину приговором современной медицине с ее бездушием и некомпетентностью. На самом деле «Смерть господина Лазареску» вовсе не про свинцовые мерзости здравоохранения и врачей-убийц. Если приглядеться к врачам из фильма повнимательнее, оказывается, что они вовсе не злые и не равнодушные. Стараются помочь по мере сил, делают все необходимое. А если и позволяют себе черный юмор («Можете везти пациента в крематорий; все равно он жалуется, что ему холодно»), то это всего лишь простительный способ снять стресс в ситуации, когда за одну ночь приходится принять сотню больных. Так что дело тут не в системе здравоохранения, а в энтропии, подтачивающей изнутри современную жизнь. «Смерть господина Лазареску» -- это фильм об очень простых вещах. О том, как людям не хватает энергии и воли, чтобы быть добрыми. О том, как желание помочь слабеет и исчезает в бессмысленной сутолоке и суете.
А самое удивительное, что в этом фильме нет ни мизантропии, ни пессимизма. Он несет в себе невероятную энергию освобождения, которая рождается из точности поставленного диагноза. Эта та же энергия, которая живет в каждом кадре Казана и которой не нашлось в этом году в фильмах Триера, Дарденнов, Джармуша. Если бы «Смерть господина Лазареску» показали в Каннах в конкурсе, не миновать ей «Золотой пальмовой ветви». Только такие фильмы и оправдывают существование фестивалей и кино в целом. Есть надежда, что картину можно будет посмотреть и у нас, на ММКФ в июне.
Алексей МЕДВЕДЕВ, Канн--Москва