Ряд белых легких кресел (привычная мебель аэропорта), в вышине -- шесть синих светящихся экранов. На них вздрагивают и ползут вверх строчки улетающих-приземляющихся рейсов. Объявление по трансляции: рейс на Барселону задерживается по техническим причинам. Вышедший на сцену человек с чемоданом (поставивший спектакль Роман Козак, главный режиссер Театра имени Пушкина) слышит это объявление, явно произносит про себя все те слова, что мы произносим в подобных случаях, садится и раскрывает книжку. Почитать ему не удастся.

К нему обращается незнакомец (Константин Райкин) -- и несмотря на явное нежелание героя общаться, пристает с разговорами, рассказывает о себе, в том числе и о том, как двадцать лет назад изнасиловал какую-то девушку на кладбище, а еще через десять лет встретил ее снова и убил. Герой (его зовут Жером Ангюст, его собеседника -- Текстор Тексель) пытается скрыться от льющихся в уши отвратительных подробностей -- но куда денешься в зале ожидания, если несносный человек следует за тобой по пятам? И Жером Ангюст вынужден слушать все это два часа двадцать минут -- вместе со зрительным залом.

Если бы Театр Пушкина ставил детектив, мне следовало бы умолчать о том, кто таков Текстор Тексель на самом деле. Но, хотя жанр никак не обозначен в программке, театр, вероятно, предполагает, что ставит философскую драму -- при этом в форме актерского бенефиса. И мощь философии, и яркость актерской игры должны выдержать раскрытие простого секрета. Так вот: Текстора Текселя «физически» не существует. Он -- «внутренний враг» Жерома Ангюста. Жером Ангюст ведет разговоры с дьяволом.

Из Константина Райкина вышел отличный такой, противненький мелкий бес. Ноги у него всегда чуть присогнуты в коленях, руки -- в локтях; нашептывая что-то в уши Жерому Ангюсту, он выглядывает то из-за левого, то из-за правого плеча. Роман Козак детально прорабатывает все превращения своего героя: от уверенности в себе, брезгливого отторжения назойливого незнакомца -- через любопытство к сюжету (человек рассказывает ему дикую, но затейливую историю) -- к горю (когда герой понимает, что речь идет о его погибшей жене) и безумию (собственно развязка, когда выясняется, что жену он сам и убил, только сумел выбросить это воспоминание из памяти -- а вот тут его дьявол вернулся и напомнил). Дуэт актеров внятен, чувствуется, что между ними существует глубинный внутренний контакт (что особенно важно именно при таком сюжете), и на спектакль безусловно стоит сходить именно ради актерской игры. Но.

С дьяволом разговаривали многие герои мировой литературы. Но мало кто из них так длинно и нудно, как герои Амели Нотомб. Дьявол у бельгийской писательницы, прославившейся романом про ужасы японских корпораций («Страх и трепет»; был номинирован на Гонкуровскую премию; по нему снят одноименный фильм), успевает рассказать про янсенистскую ересь и происхождение слова «косметика» (от «космоса»), но в человеческой душе плавает мелко и ничего нового про нее сообщить не может. «Бойцовский клуб» Чака Паланика, использующий тот же ход (даже знакомятся герои у Паланика в самолете, у Нотомб -- в аэропорту) и явно написанный раньше (действие «Косметики» происходит в 1999 году -- тогда-то и вышел фильм по «Клубу») на этом фоне по изобретательности выглядит просто «Фаустом», а по динамике -- «Формулой-1». Но динамика и литературная изобретательность, видимо, не кажутся Козаку необходимыми. Ему и Райкину помощь текста не нужна -- и так выберутся. Лидеры гонок на лыжах по асфальту.