«Место действия -- комната в доме политотдела в селе Самойлово, на берегу Волги, близ Самары. Время действия -- ночь на 10 октября 1934 года, между тремя и шестью часами», -- сообщает программка. Главная героиня -- начальник политотдела МТС (семьдесят лет назад эта аббревиатура разворачивалась как «машинно-тракторная станция») Настасья Петровна Алехина переживает, не спит. Наступающий день -- день двадцатилетия ее свадьбы; и тем же самым утром она должна отдать переходящее Красное знамя, прежде удерживаемое руководимым ею коллективом, другой МТС. Отдавать знамя очень не хочется, и тем более обидно, что политотделом той, другой МТС руководит родной муж Настасьи Петровны (печалясь об утрате знамени, она бросает местной уборщице саркастическую фразу о подарке к юбилею). С мужем они видятся настолько редко, что подчиненные мужа и не догадываются об их браке, -- но никаких ссор прежде не было, просто вся жизнь в работе. «Высокие, высокие отношения», -- именно эта фраза из «Покровских ворот» сразу и приходит в голову.

Приходит совершенно не случайно. Одна из первых пьес Алексея Арбузова, сочиненная и впервые поставленная в 1935 году, превращена режиссером Екатериной Гранитовой, выпустившей нынешнюю премьеру в Театре имени Маяковского, в лирическую историю с легким ностальгическим оттенком. С ностальгией не по древнесоветским временам (все перипетии с Красным знаменем поданы иронически-аффектированно), но по актерской юности Евгении Симоновой.

С разницей в четыре года на исходе советского времени телефильмы зафиксировали появление в стране этакого вневременного принца и вневременной принцессы -- Олега Меньшикова и Евгении Симоновой. Их «отдельность» от эпохи тогда была самым точным знаком этой эпохи: любимцами страны становились герои, не желающие иметь с текущей повседневностью страны ничего общего. Чем это обернулось в итоге для Меньшикова -- мы видим; худший вариант «замораживания актерского времени» был явлен в «Сибирском цирюльнике». Симонова тоже играла принцесс слишком долго; но сейчас, когда она чаще появляется на сцене в образе светской дамы, ей вдруг хватило смелости оглянуться назад -- и улыбнуться.

Ведь ее Настасья Петровна Алехина -- это та же самая принцесса, отчаянная, нежная и верящая в то, что сказки всегда кончаются хорошо. Но теперь она волнуется по поводу лишних килограммов (эти фразы звучат в случае Симоновой чистым кокетством) и из-за недоразумения ревнует мужа (Виктор Запорожский) к молоденькой трактористке (роль досталась дочери Симоновой Зое Кайдановской). Актриса виртуозно прорабатывает вот это «проглядывание юных черт» сквозь рабочий, взрослый, мудрый облик: вот только что она разбиралась с буйным бригадиром -- и понятно было, что она начальник, авторитет, и ее всерьез уважают, а вот девчонка-трактористка восторженно заговорила о поездке в Москву -- и Настасья Петровна рядом с нею марширует по-девчачьи восторженным, упоенным маршем.

Алексей Арбузов (в начале тридцатых -- драматург-дебютант) эту пьесу о судьбе Красного знамени выстраивал традиционнейшим образом: классицистический принцип «трех единств» (времени, места, действия), стандартные квипрокво (путаница с тем, кто кого любит, -- то есть на самом деле все пары вполне счастливы, но все понимают друг друга неправильно и из-за этого переживают) и разрешение конфликта с помощью «бога из машины» (высшее начальство пересмотрело свое решение, постановило, что обе МТС работали одинаково хорошо, и предложило им самим подумать, у кого хранить знамя; тут, конечно, все начинают проявлять благородство и предлагать это знамя друг другу). И Екатерина Гранитова ставит эту пьесу как классический водевиль: с романсами (из-за маленького занавеса вдруг появляется фантом Петра Лещенко -- знаменитого певца играет Виталий Гребенников), с прыжками в окно и бенефисной ролью уборщицы -- комической старухи (Ольга Прокофьева). Как это бывает в водевилях, актеры иногда «пережимают» (Зоя Кайдановская уж слишком броско играет «простую трактористку» -- причем в ее речи то исчезает, то появляется южный говор), но даже тем общей картины не портят. И Красное знамя, столь много значившее для прежних поколений, оказывается способно быть только аксессуаром, поводом для движения сюжета -- ну как соломенная шляпка. Что не может не радовать театрального критика, еще помнящего другие времена.