Тридцатидвухлетняя звезда перуанского происхождения Хуан Диего Флорес, известный своей строгой белькантовой ориентацией, невероятным блеском в россиниевском репертуаре и редчайшей вокальной виртуозностью, прибыл в Москву в сопровождении рекламного слогана «Принц оперы». Редко когда информация растяжек оказывается столь адекватной продукту. На сцене Дома музыки перед разномастной публикой, заплатившей по 150--200 долл. за отнюдь не лучшие места (галерка, впрочем, пустовала), появился неулыбчивый молодой человек и с ходу запел немыслимо трудного, не располагающего к простым эмоциональным реакциям Россини. Флорес продемонстрировал легкий на подъем голос, чистую окраску, ненадрывные, красивым звуком и в отличной манере взятые верхние ноты, изумил совершенством колоратур, дыхания и искусностью раритетного стиля. Все принцы так и выглядят -- изящно, красиво и чуть схематично.

Флореса, шагающего по лестницам вокального шоу-бизнеса семимильными шагами, называют четвертым среди теноров (после Паваротти-Доминго-Каррераса, конечно). Но старики отличаются от молодого соперника так же, как Микки-Маус от покемонов. И дело не столько в манерах (Флорес не заигрывал с публикой, он и улыбнулся-то два раза за вечер), сколько в технологичной подаче стиля, амбициозно не камуфлирующей фантастическую искусность эмоциональными красками или нюансами роли.

Все восемь арий, спетые Флоресом, были чем-то похожи -- эдакие блистательно сформатированные покемончики высокого итальянского бельканто, всемогущие и очаровательные. Что не умаляет их индивидуальных детализированных достоинств, но подчеркивает общее достоинство ряда.

Певец предложил в Москве не специальную выборку бережливых по отношению к голосу и широкой аудитории легких песенных миниатюр (как делали те же Паваротти-Доминго-Каррерас), а бравый строй сложнейших арий Россини, Беллини и Доницетти, поражающих выделкой и точностью стиля. Хотя сегменты вокальной ткани у молодой звезды -- колоратуры, кантилена, верхние ноты -- звучали как бы отдельно друг от друга, а окраска голоса казалась несколько однообразной, мало что могло здесь охладить слушательский пыл, что нарастал от арии к арии. В финале, когда Флорес слез с легкого белькантового конька и «Песенкой Герцога» из «Риголетто» почтил несвойственного ему Верди, а потом исполнил хитовую «Гранаду», публика стонала. Заметим, некокетливая программа была построена мастерски -- трудности следовали по нарастающей, роль исполнительского всемогущества сыграла ария Тонио из «Дочери полка» Доницетти, к ней подводил романс Неморино из «Любовного напитка», способный растопить сердца даже в столь технологичном варианте. За каждой арией следовала увертюра в исполнении корректно аккомпанировавшего и так же корректно солировавшего Национального филармонического оркестра с очаровательным дирижером Кристофером Франклином, на свой лад тихонько подчеркивавшим атмосферу всеобщего восхищения.

Флорес любит повторять, что ему не пришлось выбирать репертуар, -- просто однажды, когда певец приехал учиться в США, оказалось, что его голос подходит именно для этого стиля. Получилось, что не репертуар для человека, а человек для репертуара. В иные моменты кажется, что никакого Флореса вообще нет, -- есть только превосходный вокал, раритетный стиль, продуманный репертуар и верхние ноты. Сам принц -- невидимка. Интересно, придется ли Флоресу, чтобы стать королем, когда-нибудь освободиться от давления протокола собственного совершенства. Или короли-покемоны уже не смогут сами заштопать себе мантию, снять корону и задумчиво почесать репу.

Подпись: Хуан Диего Флорес относится к своему совершенству на редкость серьезно