В октябре, в самый разгар напряженности в отношениях между Россией и Грузией, группа московских журналистов прилетела в Тбилиси для встречи с грузинскими президентом и премьером. Каково же было наше удивление, когда десятки журналистов, атаковавших нас с микрофонами и диктофонами, буквально на трапе самолета стали задавать вопросы не про Осетию, не про Абхазию, не про Аджарию, не про отношения Путина и Саакашвили, а про то, что мы думаем об «общественном телевидении». Оказалось, что тема эта может донельзя сильно взволновать СМИ, а значит, через них и почтенную публику. Поскольку происходит это на постсоветском пространстве, то попытки грузин устроить у себя «закавказское Би-би-си», безусловно, достойны нашего внимания хотя бы потому, что если у них вдруг получится (в чем автор этих строк, испытывающий глубочайшие симпатии к грузинском народу, сильно сомневается), то это может послужить примером и для нас, как и другие попытки внести фрагменты гражданского общества путем давления сверху. У нас же давно уже, видимо, решили, что с благими телевизионными намерениями пора кончать, что независимое ТВ в нашей стране в принципе невозможно, что им всегда манипулируют, если не власть, то олигархи, и совершенно логично завершили все попытки обобществления хотя бы одного из каналов, переименовав «Общественное российское телевидение» в ОАО «Первый канал».

Надо сказать, что смена вывесок была более чем логичной. Власть всегда и во всем мире обращает в свою пользу нежелание общества интересоваться, казалось бы, важнейшими для него (общества) вещами. У нас же, с одной стороны, граждане не испытывали никакого энтузиазма, когда им говорили, что вот давайте будем сами финансировать напрямую наше общенародное телевидение, а общественное телевидение предполагает именно это. А с другой стороны, вовсе не горели желанием выходить на улицу (как это сделали, например, чехи), когда власть обратила свое внимание на телевидение. При этом даже страстные поклонники Б.А. Березовского не считали, что интересы российского общества совпадают с интересами олигарха, полностью контролировавшего тогда ОРТ.

Разумеется, нет ничего приличного в полностью подконтрольном государству телевидении. Но несмотря на юный возраст постсоветской России, надо, видимо, уже признать, что прямой «дороги к храму» не существует. Как не существует единых рецептов по достижению демократии. Если британцы и всякие прочие шведы готовы поголовно платить абонентскую плату за свое право смотреть независимое телевидение, то, например, французам эта идея никогда не нравилась и не нравится до сих пор, а потому до 80-х годов вообще все телевидение там было государственным, а в полном смысле общественного нет до сих пор, поскольку наблюдательные советы формируются при участии государственных мужей. А мы ведь были бы счастливы, если бы уровень нашей демократичности соответствовал Франции, например, в 1980 году.

Я вовсе не хочу сказать, что следует немедленно забросить все попытки вводить в России демократические нормы. Боже упаси, разумеется, надо, особенно теперь, когда упорядочение государственного устройства идет с явным перехлестом антидемократического свойства. Но гражданское общество не установишь приказом сверху, равно как и свободу, равенство и братство, чему нас учит не только собственная история, но и история той же Франции, что не мешает французам петь и веселиться 14 июля, отмечая как радостный праздник начало одного из самых апокалиптических периодов в этой милейшей стране.

Если «общественное телевидение» и возможно за пределами англосаксонского мира и стран дружественных ему традиций, то я уверен, что для этого необходимо и общество, взрослое настолько, чтобы не только понимать, но и принимать принципы общественного финансирования. Общество, в котором государство и публика доверяют друг другу. Мы от этого, увы, еще слишком далеки. Однако не будем оставлять стараний. Ни за что.