Оставим за скобками поведение власти до, во время и после трагедии Беслана. Поговорим о простых людях. О себе. О том, как мы с вами -- российский народ образца осени 2004 года -- реагировали на самую страшную трагедию в новейшей истории России.

Для начала -- две цифры. Вот первая. По официальным данным, 130 тысяч человек собралось в Москве на организованном федеральными и московскими властями, стыдливо прикрывшимися псевдонимом московских профсоюзов, антитеррористическом митинге на Васильевском спуске. На этот митинг не пустили, например, коммунистов, зато представителей трудовых коллективов и учебных заведений свезли организованно, по разнарядке. Никто особо и не сопротивлялся -- каждому приятно досрочно закончить рабочий день. Вторая цифра. 150 тысяч человек почтили память жертв Беслана в Риме на никем не организованном шествии. Без всяких разнарядок.

На митинге в Москве, продлившемся столько же, сколько длится один тайм футбольного матча, 45 минут плюс компенсированное время, толпа держала наспех написанные в профкоме, быстро розданные и заранее утвержденные начальством лозунги. Назначенные люди произносили заученные и согласованные с начальством слова. Потом эти плакаты были аккуратно выброшены, эти слова немедленно забыты, а люди с митинга разошлись моментально, посчитав задание власти продемонстрировать борьбу с терроризмом выполненным.

Шествие в Риме проходило молча. Вместо лозунгов у людей в руках были свечи. Никто не регламентировал время. Время остановилось. Слабое пламя свечей в ночном римском небе, лица людей с выражением искренней скорби и боли, их молчание в темноте значили несравнимо больше, чем весь этот дутый пафос московского и еще десятков митингов, организованных в других российских регионах.

Часть нашего общества отреагировала на Беслан "действием". Например, московские милиционеры, избившие Героя России, летчика-испытателя Магомеда Толбоева, или группа людей, разгромивших кафе кавказской кухни в Екатеринбурге. Летчика Толбоева, конечно, били не по "паспорту". И кафе громили, разумеется, полагая, что это и есть правильная реакция на терроризм.

Между тем самые правильные, может быть, единственные правильные слова, произнесенные российской властью после Беслана, были сказаны президентом относительно того, что люди, пытающиеся развязать межнациональную вражду на фоне трагедии Беслана и волны терактов в России, будут считаться пособниками террористов.

Разумеется, уже появились в России и некие фальшивые счета Красного Креста -- любители нажиться на чужом горе у нас, к сожалению, находятся всегда.

Но есть на Беслан и другая реакция, о которой практически не пишут в газетах и не рассказывают по телевизору. Люди -- тысячи, десятки тысяч людей -- сдают кровь, приносят одежду и игрушки для жертв Беслана. Молча. Они не называют своих имен и фамилий, они не проводят презентационных пресс-конференций и митингов, чтобы сначала поведать миру о своем благородном поступке, а потом уже совершить его. В этих анонимных актах гражданской солидарности -- единственный шанс России постепенно выпутаться из паутины лжи и насилия, в которой мы с вами (и власть, и общество) оказались.

Любой теракт, особенно такой варварский, выходящий за грань наших, увы, весьма разнообразных представлений о проявлениях человеческой жестокости, всегда рассчитан не на то, что террористы выставляют в качестве требований. В конце концов в истории человечества еще нет ни одного случая, когда публичные требования террористов были бы выполнены. Каждое такое преступление -- попытка разложить общество, посеять в нем одновременно всеобщую ненависть, подозрительность и тотальный страх.

Именно поэтому глупо "организовывать" проявления гражданской солидарности или отвечать на страх перед терроризмом такими мерами, которые вызовут у обывателей страх перед государством. Не просто глупо, но и преступно разжигать своими действиями межнациональную и межконфессиональную ненависть. Это не борьба с терроризмом, это потакание животным инстинктам, на которых и хотят сработать террористы.

...После Беслана мы должны еще больше любить, а не еще больше ненавидеть.