Тонино Бенаквиста -- это всегда местоимение первого лица. Даровитый мастер тем от мастеровитого и отличается, что его интонацию ни с чем невозможно спутать. Даже если вам достанутся распечатки без опознавательных знаков, вы разоблачите Бенаквисту по бесшабашным заявлениям типа: «когда я вырасту, я буду косить спагетти, это самая прекрасная профессия в мире» или «спорю еще на одно виски, что я остановлю дождь меньше чем через две минуты».

«Всё для эго» (издательство «АСТ-Ермак», перевод с французского Н. Морозовой) относительно свежий, 1999 года изготовления, сборник рассказов, объединенный одной-единственной интригой, тайной местоимения «я». Здесь нет той сумасшедшей интриги, которая так заводила читателей «Саги» или «Охоты на зайца». Зрелый Бенаквиста -- гений детали, мастер психологической аранжировки. Каждый из десяти коротких (ровно на чашку кофе) рассказов годится для того, чтобы прямо с листа снять по нему короткометражку. «Случай куда изобретательнее человеческой фантазии» -- руководствуясь этой простой истиной, Бенаквиста озадачивает своих героев нехитрыми проблемами. Мастер по починке ксероксов бьется над расшифровкой собственного коматозного бреда, случайно зафиксированного аккуратной медсестрой. Счастливый отец семейства разоряет свое семейное гнездышко из-за порнокассеты, застрявшей в видеомагнитофоне. Несправедливо обвиненный в убийстве человек силится вспомнить, что он делал 17 июля с десяти до одиннадцати. Молодой повеса колесит по стране в поисках таинственного «птичника», в котором он обязан похоронить любимого дядюшку. Супруг постоянно называет жену именем любовницы; единственный выход из проблемы -- найти подружку-тезку, а благоверную, на беду, зовут Оппортюн...

Бенаквиста открывает для своих героев мир повседневного абсурда. Чтобы выкарабкаться из затруднительной ситуации, необходимо, кровь из носа, что-то вспомнить о самом себе. Нечто неуловимое, что прежде было легко доступно, а потом как-то исчезло из памяти. Глупые оговорки, нелепые совпадения, мелодия блюза в придорожном кафе, сломавшийся «видак», навязчивый сон -- случай постоянно дает нам шанс, который мы неизменно упускаем. Как ни странно, «Все для эго» оказался сборником назидательных рассказов. Если угодно, это ироничные нравоучения человека, который хорошо знает, как прожить жизнь так, чтобы и спросонья навскидку вспомнить, что ты делал пять лет назад с десяти до одиннадцати. А иначе -- конец, не жизнь, а сущая тюрьма. «Не забывай, малыш, только романтизм -- абсолютная величина!»

Почти одновременно в издательстве «Эксмо» вышел сборник новелл «Все божьи дети могут танцевать» другого виртуоза «я»-интонации, японца Харуки Мураками (перевод с японского Андрея Замилова). Поклонники Мураками-романиста не слишком приветствуют его выступления в коротком жанре. Оно и верно. Традиционный герой Мураками -- талантливый бездельник. Он прекрасно знает, что от этого мира ничего хорошего ждать не приходится. Неспешно попивая свое пиво, он нехотя выпутывается из сюжета, сложившегося, как правило, помимо его воли и пожеланий. Для его непревзойденного «гундежа» и ленивой «растяжечки» необходимо время, в рамках узкого пространства новеллы он чувствует себя неуютно. Но на этот раз Мураками изменил своему фирменному «я». И сборник, надо признать, получился куда более яркий и артистичный, чем предшествующие ему «Призраки Лексингтона». Шесть новелл, две из которых тянут на маленькую повесть, объединены темой землетрясения конца девяностых в провинции Кобэ. История -- недавняя, для японцев по-прежнему болезненная и актуальная. Тысячи людей в считаные часы были раздавлены «одним-единственным вздохом Земли». Можно было предположить, что Мураками опять сядет на своего потрепанного конька и будет клясть ГМК, индустриальное общество, транснациональные корпорации, индивидуализм, антиэкологизм и т.д. Но не тут-то было.

Шесть коротких произведений о смерти -- шесть бесспорных доказательств мастерства этого раздражающего трудолюбием японца. Мураками не пускает своих героев в эпицентр бедствий и страстей. Они не зеваки, не свидетели, не помощники страждущим. Его герои традиционно остаются безучастны к общей истории. Мир рушится за их плечами, как отслужившие декорации к бессмысленному спектаклю. Они же заняты исполнением своих странных и нелепых ролей. Продавец электроники летит в отпуск на Хоккайдо, чтобы доставить туда пустую деревянную коробку и узнать о существовании медведей и НЛО. Парочка почитателей Джека Лондона ежедневно разводит костры на берегу моря, чтобы поговорить о смерти в холодильнике, подменах и самоубийстве. Сын религиозной фанатички преследует в ночи человека без уха, похожего на пропавшего в детстве отца, но в результате лишь пускается в пляс на заброшенном бейсбольном поле. Крупный финансовый чиновник приходит домой и обнаруживает в кресле гигантскую лягушку, распивающую чаи и квакающую цитатами из Достоевского и Толстого; Дружище Квак явился с целью спасти Токио от грядущего землетрясения.

Мураками подбирает для своих новелл разные жанры -- здесь и мелодрама, и фантастика, и комедия абсурда. Его безумная фантазия то устремляется вдогонку за «прекрасной летающей тарелкой», то спускается под землю для битвы с громадным Червяком. Одно только остается неизменным. В каждом рассказе, в каждом разговоре героев присутствует совершенно неуместный оптимизм отчаяния. Как Мураками этого добивается? Каким образом всякий раз находит нужную тональность? Он громоздит вокруг себя абсурд, и из каждого уголка этой великолепной свалки звучит одна и та же тема. Случайная смерть прошла стороной -- значит, у тебя есть время на подготовку к ней. Очень японский подход. Но как проквакал Дружище Квак: «Все-таки шансов на победу в одиночку у меня несколько больше, чем у Анны Карениной перед несущимся паровозом».